Очень важный пласт работы в нашей сфере — использование правильной лексики и воспитание своей аудитории. Уже давно эксперты говорят, что доступная среда — это не только про пандусы, удобные лифты и широкие дверные проемы. Это гораздо более широкая тема, чем эти материальные вещи. И лично я вкладываю в это понятие, в том числе, этичную лексику. У «Таких дел» есть свой словарь «Мы так не говорим». Я — настоящий адепт этого словаря, всегда проверяю все там и советую всем коллегам делать так же. Часто употребление привычных нам слов может стигматизировать еще больше. Самый яркий пример стигматизации — проблема бездомности, когда мы, говоря о таких людях, называем из бомжами или другими ужасными словами. К любому обозначению нужно добавлять слово «человек». Например, бездомный человек, человек с инвалидностью, пожилой человек, человек с тем или иным заболеванием.

Да, некоторые региональные журналисты до сих пор грешат неэтичной лексикой. И мне кажется, это — следование привычкам аудитории. Но откуда аудитории знать, что существует какая-то другая лексика, если все, что они читают, наполнено такими словами, как «бомжи», «сироты», «автоледи» и т.д. Здесь, я считаю, очень важно разговаривать с аудиторией. Для этого существуют социальные сети и комьюнити-менеджеры. Или можно сделать так: вы пишите статью, где впервые говорите не «инвалиды», а «люди с инвалидностью», ваша аудитория этого не понимает и дает плохой отклик. И тут можно прийти с отдельным материалом о том, почему издание поменяло риторику или стиль языка. Можно рассказать читателям в двух-трех объясняющих постах или, например, карточках, о позиции редакции. Агрессивным насаждением позиции ничего решить, а общение с аудиторией и объяснение, почему ты пишешь так, а не иначе — это, как раз, про заботливый подход. И даже если аудитория не примет это на 100%, то хотя бы задумается о том, что нужно менять что-то в своем языке.

Да, некоторые региональные журналисты до сих пор грешат неэтичной лексикой. И мне кажется, это — следование привычкам аудитории. Но откуда аудитории знать, что существует какая-то другая лексика, если все, что они читают, наполнено такими словами, как «бомжи», «сироты», «автоледи» и т.д. Здесь, я считаю, очень важно разговаривать с аудиторией. Для этого существуют социальные сети и комьюнити-менеджеры. Или можно сделать так: вы пишите статью, где впервые говорите не «инвалиды», а «люди с инвалидностью», ваша аудитория этого не понимает и дает плохой отклик. И тут можно прийти с отдельным материалом о том, почему издание поменяло риторику или стиль языка. Можно рассказать читателям в двух-трех объясняющих постах или, например, карточках, о позиции редакции. Агрессивным насаждением позиции ничего решить, а общение с аудиторией и объяснение, почему ты пишешь так, а не иначе — это, как раз, про заботливый подход. И даже если аудитория не примет это на 100%, то хотя бы задумается о том, что нужно менять что-то в своем языке.

Вопрос корректной лексики очень важен для меня. Советую всем к прочтению словарь «Таких Дел» «Мы так не говорим», там достаточно рассказано о том, какие слова лучше использовать, от каких стоит отказаться, и о корректной лексике. В медиа уже было много материалов о том, что слова — это то, на чем строится наше подсознание, мышление в целом, и то, как мы говорим, имеет непосредственное влияние на отношение к проблеме. Характеристики маргинальности и угнетенности какой-то социальной группы появляются только после того, как мы эту группу назвали и обозначили. Еще мне очень понравилась мысль, уже не помню, откуда она, о том, что даже лишь назвав имя человека, мы уже даем ему некую характеристику, которая влияет на отношение к нему. Поэтому я призываю всех журналистов, которые собираются писать на социальную тематику, не использовать громкие, модные и хайповые слова, то есть, не надо, например, делать кричащие заголовки. Говоря о человеке с инвалидностью, не стоит сразу в заголовке называть диагноз, о бездомных не стоит говорить, что это бомжи, клеймить их и так далее. Нельзя таким «грязным» способом вызывать у читателя интерес. Как журналист, сейчас бы я уже и не стала читать подобный материал, потому что я понимаю, что дальше будет что-то поверхностное, одностороннее или вызывающее яркую реакцию, но за этим не будет глубокого смысла и решения социальной проблемы. Это отвратительно, и когда я общаюсь с начинающими журналистами, обязательно стараюсь донести, что не стоит так говорить и писать.

Разобраться с темой лексики помогают соцсети фондов. Многие фонды внедряют в свою миссию образовательную повестку и решают проблему недоступности информации для людей. Они подробно объясняют, как и почему нужно говорить, как следуют обращаться к людям из разных социальных групп. У меня был материал о глухих и слабослышащих людях. И первое, что я спросила, когда мы начали общение с героями, это как правильно их называть. Когда попадаешь в сообщество, частью которого ты не являешься, это вполне нормальная практика, спрашивать напрямую, какие термины лучше использовать. И это, на мой взгляд, располагает к себе, потому что ты, как журналист, говоришь: «Я хочу написать о вас так, как будет правильнее и лучше для нас всех.» И обычно те, у кого ты спрашиваешь, только рады и идут навстречу. Поэтому для того, чтобы точно не ошибиться в выборе лексики, очень советую обращаться либо в словари, либо к соцсетям фондов, либо к представителям сообщества.

В своей практике я всегда старалась учитывать пожелания экспертов. Потому что отношение к людям меняется в зависимости от того, говоришь ты про человека, называя его дауном или, все таки, человеком с синдромом дауна. Я, действительно, вижу эту разницу в тексте, когды ты говоришь просто про людей или смотришь свысока. Нужно обязательно говорить уважительно и толерантно о непохожих на нас людях и стараться понять их проблемы. При этом, когда речь идет о военных действиях, в ход идет совсем другой язык — язык войны и неприятия других. И это язык становится еще и месседжем, частью какой-то системы и несет в себе целый ряд смыслов. Я считаю, что «за базаром надо следить», и ты уже сам должен решать, как именно ты будешь это делать, и что тебе, как журналисту, важнее. Например, в некоторых случаях, учитываешь то, как просят говорить эксперты, а в некоторых — нет, потому что у тебя самого к этому другое отношение. Безусловно, на это также будет влиять редактор, который потом будет смотреть текст, но далеко не всегда редакторы лучше разбираются в конкретной лексике. Эксперты в данном случае могут больше помочь. Здесь вопрос в том, будешь ли ты их советы и комментарии использовать. Я использовала, когда писала про людей с физическими и ментальными особенностями, потому что эта тема мне близка и интересна. И есть красота, которая кому-то кажется чем–то совсем другим, но там тоже можно увидеть ее увидеть. Важен взгляд, а к нему уже прилагается какая-то языковая система.