О МЕНТАЛЬНОМ ЗДОРОВЬЕ
«Ты ужасаешься, с одной стороны, но и восторгаешься»
О МЕНТАЛЬНОМ ЗДОРОВЬЕ
«Ты ужасаешься, с одной стороны, но и восторгаешься»
Алина Кравченко
В историях людей всегда есть определенный конфликт или трагедия, но для меня они всегда про преодоление и про что-то очень хорошее
Не могу сказать, что у меня уже в этом большой опыт, чтобы говорить о том, как работа с сенситивными темами влияет на психику. Но я очень трепетно вхожу в эту тему, и часто получается найти, скорее, позитивное в истории. Да, в историях людей всегда есть определенный конфликт или трагедия, но для меня они всегда про преодоление и про что-то очень хорошее. Я вижу в героях свет, и они меня всегда очень заряжают. Хотя часто у социальных журналистов я вижу, напротив, беспросветные такие темы. В книге «Такие дела: Живем в России», которую я уже упомянула, автор делилась опытом профессионального журналистского выгорания, с которым можно столкнуться, когда работаешь в социальной сфере. Если честно, я пока не сталкивалась с героями, у которых совсем все плохо. Бывают печальные истории, но не настолько, чтобы меня «сломало». Но мне кажется, чтобы как-то от таких проблем себя обезопасить, надо действительно готовиться, не брать на себя слишком много ответственности и честно выполнять свою работу. Все, что советуют социальные журналисты с большим опытом работы со сложными темами — это стараться сохранять баланс между рабочим и личным и сосредотачиваться на том, что ты умеешь, делать свою работу как можно качественнее. Помощь будет эффективнее, если ты занимаешься именно тем, что умеешь, нежели если ты будешь эмоционально распыляться.
Дина Юсупова
Ты ужасаешься, с одной стороны, но и восторгаешься
Думаю, что каких-то конкретных тяжелых тем, которые меня натолкнули на уход из профессии, не было. Меня не отправляли на них смотреть, когда я была была молодой и неопытной. Сталкиваться с действительно тяжелыми историями я начала, будучи уже взрослым зрелым человеком. Например, во время работы в Русфонде, я ездила по редакционному заданию в деревню, познакомилась с многодетной женщиной, гораздо моложе меня. Она растила годовалую девочку, которая просто не двигалась, не ела и не пила. У нее ноги выворачивались под каким-то безумным углом, и я, вообще не могла представить, что у живого человека это может так выглядеть. Мать должна была ее двигать, чистить всякие трубки раз в полчаса. Это круглосуточная работа. И ты просто смотришь на эту женщину, у которой нет возможности работать, у которой муж в тюрьме, которая живет в старом доме, где нет горячей воды и которая в долгах и не может добиться даже того, чтобы им выделили дом поближе к больнице. Да, это тяжело увидеть, но эта история, на самом деле, позитивная, потому что эта женщина сама здорова, она смотрит вперед, все на ней держится и все двигается. Ты ужасаешься, с одной стороны, но и восторгаешься.

Люди при тех же больницах, вроде, находятся в еще более тяжелой ситуации, но зачастую выглядят менее безнадежно, чем, например, мои же соседи

При подготовке материалов, я встречалась с людьми, которые уже несколько лет живут при больнице. У девочки был рак, потом рецидив, и семья не могла уехать далеко от научного центра, где ей пересаживали костный мозг. То есть, люди были вырваны из жизни совершенно. Но тем не менее, у меня не было сильного выгорания при виде таких вещей. Отчасти, потому что я уже взрослый человек, отчасти, потому что последние 15-20 лет в крупных городах, куда попадают такие семьи, по-человечески относятся к болеющим людям, и ситуация в этой сфере, все-таки, не такая трагичная. Сложнее, когда ты, допустим, просто идешь по улице, а навстречу идет пьяная женщина с ребенком, которая просит сигарету и говорит: «Боюсь идти домой, муж обещал убить». И когда ты видишь это не в рамках работы, а просто так, у тебя уже включается какой-то механизм, и ты говоришь: «А вот, знаете, у нас в соседнем районе есть центр для женщин, который может вас принять, там можно переночевать». А ей не до того, у нее свои дела. И я поняла, что люди при тех же больницах, вроде, находятся в еще более тяжелой ситуации, но зачастую выглядят менее безнадежно, чем, например, мои же соседи.

То, что рассказывают специалисты в конкретных областях, помогает всему придать немного другой взгляд

Очень помогает общение со специалистами. Хоть я и была репортером долгое время, я писала не чистые репортажи, а с комментариями экспертов. И то, что рассказывают специалисты в конкретных областях, помогает всему придать немного другой взгляд. Даже если история тяжелая, ты понимаешь, что у нее есть контекст и позитивная перспектива. И что с подобными проблемами этого конкретного человека сталкиваются еще тысячи людей. Это позволяет как то иначе на все посмотреть.

Когда сеть оптимизм, перспективы, планы на будущее, внутриредакционная жизнь и ощущение того, что вы не просто дорабатываете последние дни, а понимаете, куда вы двигаетесь, с проблемами легко справляться внутри редакции

Кроме очевидных — отпуска и качественного сна, очень важно, что происходит с редакцией. Если у человека все в порядке, есть поддержка в семье или среди друзей, стоит обратить внимание на обстановку в редакции, где вы работаете. Важно видеть, какие есть перспективы у этого издания, какой уровень взаимопонимания между журналистом и редактором, есть ли финансовые проблемы и так далее. То есть, когда сеть оптимизм, перспективы, планы на будущее, внутриредакционная жизнь и ощущение того, что вы не просто дорабатываете последние дни, а понимаете, куда вы двигаетесь, с проблемами легко справляться внутри редакции. Мне кажется, если проблемы с отношениями внутри редакции, надо уходить. Хотя, когда я разочаровывалась, тоже не всегда уходила. Все-таки, надо детей кормить. Но если есть хотя бы минимальная возможность, нужно уходить и искать что-то другое. Если возможности нет, надо, не уходя, пытаться делать что-то другое. Бывают и такие варианты, когда человек как-то делает свою работу, не надрываясь, но находит параллельно подработку или даже на волонтерских условиях что-то делает. Конечно, тяжело, но иногда это стабилизирует. В общем, очень важно найти для себя что-то, что позволяет получать удовлетворение от работы. У меня такое тоже бывало, когда помимо основной работы, которая мне не нравилась, я работала над справочником для семей, в которых живут взрослые люди с ментальными особенностями. Они приходят в какой-нибудь фонд, и у них множество таких вопросов, на которые представители фонда уже устали отвечать. И меня просили поучаствовать. Получалось, что я работала и в выходные, и злилась на себя, что взялась за работу, которую не успеваю выполнять в срок. Но тем не менее, во время работы и после завершения я чувствовала удовлетворение, ведь, во-первых, я сделала что-то новое, пусть и не супер творческое, а во-вторых, появилась надежда, что это пригодится людям, что для меня тоже очень важно.
Светлана Буракова
Я — не психолог, не служба экстренной помощи. Я — журналист, который делает свою работу
При работе со сложными темами, конечно, личная психотерапия — это мастхев. Ну и осознание того, что нельзя на себя взваливать всю ответственность. Я — не психолог, не служба экстренной помощи. Я — журналист, который делает свою работу. А работа моя заключается в том, чтобы общаться с героями, переносить это все в текст и публиковать.

Аудитория порой бывает жестокой

Сложность в том, чтобы соблюсти баланс: с одной стороны принести человеку максимальную пользу, а с другой — не навредить, потому что мы знаем, что аудитория порой бывает жестокой, и после публикации могут появиться какие-то неприятные комментарии. Последствия у этого бывают разные. Конечно, все проконтролировать невозможно и не все в твоей власти, обезопасить и себя, и героя от негатива бывает очень трудно. Но если взваливать на себя слишком много ответственности, легко выгореть.
Юлия Андреева
Сочувствуешь, но осознаешь, что никак не можешь помочь
Проблемы эмоционального плана возникают, когда ты сочувствуешь, но осознаешь, что никак не можешь помочь. Например, по закону все правильно, не придерешься, но ты понимаешь, что человек оказался в очень сложной ситуации. И здесь, рано или поздно, появляется груз морального страдания и переживаний, который, безусловно, давит.

Когда ты понимаешь, что в состоянии помочь человеку урегулировать его вопрос и победить несправедливость, это дает тебе хорошую психологическую компенсацию

Чтобы психологически хорошо себя чувствовать, журналист должен получать отдачу. Когда ты понимаешь, что в состоянии помочь человеку урегулировать его вопрос и победить несправедливость, это дает тебе хорошую психологическую компенсацию. Ты становишься сильнее, воодушевляешься, и это становится лучшей поддержкой. Здесь, на мой взгляд, нужны социальные регламенты, чтобы журналист понимал, по какому пути отправится самому и отправить героев своей публикации. Нужно понимать механики того, как общество может помочь тем, кто в этой помощи нуждается.

Если мы работаем согласно своим внутренним убеждениям — это самый безопасный путь

Очень полезна в ситуациях с негативом очень полезна поддержка коллег, когда можно с ними посоветоваться, обсудить ситуацию, услышать их опыт. Это также может быть поддержка таких организаций, как «Вместе медиа», когда негативную ситуацию можно просто вынести в профессиональное сообщество и проговорить в пространстве единомышленников. Или внутренняя самоподдержка, когда ты говоришь себе: «Я прав, потому что…» Я считаю, что если мы работаем согласно своим внутренним убеждениям — это самый безопасный путь. Потому что тогда мы не конфликтуем сами с собой. Это внутреннее единство, внутреннее согласие очень важно.
григорий туманов
Сочувствуешь, но осознаешь, что никак не можешь помочь
Я, например, понял, что убийство бориса Немцова вообще шокирующая и ужасная вещь и всецело осознал, что его нет на свете в тот момент, когда уже работал в издании GQ и на экраны вышел фильм "Свободный человек". Фильм 2016, убийство бориса Немцова - это 2015. Вот так мне кажется начинает работать психика, когда ты постоянно сталкиваешься с тяжёлыми темами. Деперсонализация, дереализация - это ведь из способов защиты. И так погружаешься глубоко, что ты потом из этого вынырнуть не можешь, сидишь такой замёрзший. Наверное, это лучше, чем если бы все сразу через тебя целиком проходило, не представляю что бы в этом случае было.

Я не говорю про людей, которые сейчас, работают с беженцами или на фронте сейчас. Страшно представить, какой там уровень стресса

И ведь до 2014 года ездили, еще не как военкоры. У меня такой товарищ, про которого мы говорим между собой, что мы его просмотрели. Тогда еще не были так осведомлены о метальных проблемах, а человек буквально сгорел на глазах. Часто в разговоре мы ловили его на том, что он не понимает как жить в Москве. Все темы не темы, ничего не зажигает. Здесь все бессмысленным кажется, а там все настоящее. Ну а дальше алкоголь. Притом ото всех “ха-ха-ха, хи-хи-хи”, “журналист тот, кто вечно в депрессии”. А человек все, выпал что называется.

У многих ПТСР развивается, причём не от того, что они были где-то, где бомбы падают, а из за того, что бесконечно по ночлежкам ходили, общались с людьми, про суицид говорили и так далее

Это все равно большая нагрузка и организм защищаться пытается. А бывает наоборот, ожесточаются. Это всегда проблема даже не для журналиста, а для человека, когда тебя работа, делает как бы хуже. Журналистика, конечно, прививает тебе какой-то процент цинизма и, наверное, где-то даёт тебе привилегию, более крепкие нервы. Надо помнить, что вы у себя одни. Миссия - это хорошо, ощущение того, что ты делаешь что-то полезное классное. Но не надо подчинять все жизнь этому. Помните, что у вас на самом деле очень длинная жизнь и если вы сейчас себя сожжёте, то вы эту миссию даже локально не выполните. Вот и ничего не будет. Есть много других способов не бросать социально значимые темы. Так что главное беречь себя и не, не рваться на части. Вы никого не бросаете, если вы как-то отстраняетесь от сложных тем. Все вы правильно делаете.
This site was made on Tilda — a website builder that helps to create a website without any code
Create a website